Алексей Гульманов,  преподаватель факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета.

 Речь в данной статье пойдет о литературном произведении, имевшем необыкновенную популярность в Средние века и переведенном на многие языки мира. В наши же дни оно привлекает особое внимание благодаря параллелям с историей Гаутамы Будды. "Повесть о Варлааме и Иоасафе" была хорошо известна как на Западе в латинском переводе, так и на Востоке в греческом, славянском, а также грузинском, арабском и многих других переводах. Значение этого сочинения выходит за рамки христианской культуры, а его происхождение до сих пор является предметом научных изысканий. Существует много различных гипотез происхождения "Повести" или, вернее, лежащего в ее основе сюжета, пришедшего через посредство нескольких переводов в Византию и получившего наиболее полное воплощение на греческом языке. 

Беседа преподобного Варлаама и царевича Иоасафа. Русская икона XVII века. ЦМиАР.

 Важно отметить и то, что герои повести преподобные индийский царевич Иоасаф, учитель его монах Варлаам и отец царь Авенир почитались во многих странах христианского мира как святые. Их история стала излюбленным сюжетом и древнерусской книжной культуры, будучи одним из важнейших монашеских да и не только монашеских чтений. Помимо богато иллюстрированных рукописей "Повести" также сохранились многочисленные изображения ее святых персонажей на фресках и иконах. В Москве даже были посвященные им храмы, а некоторые взятые из текста "Повести" притчи изображались в искусстве независимо от нее, о чем следует рассказать в отдельной, посвященной этому статье.

 Источником как старославянских, так и латинских переводов "Повести", сделанных в XI веке, послужил греческий текст. Нередко его авторство приписывалось преподобному Иоанну Дамаскину. На самом же деле в рукописях есть лишь упоминание о том, что текст "Повести" принес в Иерусалим из Индии некий монах Иоанн из обители святого Саввы. В ходе продолжительных исследований стало очевидно, что греческий вариант "Повести" не первоначальный, а является переводом и переработкой какого-то более раннего сочинения. Стали известны и подверглись исследованию две грузинские и арабская версии сочинения. Родилась и получила распространение версия о том, что греческий текст был составлен в конце X - начале XI века Евфимием Святогорцем (или Ивером, 955-1028) - выдающимся грузинским переводчиком, настоятелем Иверского монастыря на Афоне.

Миниатюра из византийской рукописи "Повесть о Варлааме и Иоасафе". XII - XIII вв. Mt. Athos, Iviron cod. 463.

 Это лишь одна из существующих версий, призванных объяснить, каким образом и в какой последовательности шло распространение "Повести". Важно отметить, что греческий текст значительно полнее грузинских версий и родился в результате включения в рассказ множества цитат из греческой литературы, включая Священное Писание, отцов Церкви, а также таких редких сочинений, как, например, "Апология Аристида" II века, которая долгое время вообще считалась утраченной и была не известна. Ее пересказ, включенный в "Повесть" в качестве прямой речи одного из персонажей, был идентифицирован лишь благодаря находке некоторых переводов "Апологии" на армянский и сирийский языки.
 Именно этот расширенный вариант повествования о Варлааме и Иоасафе распространился и в западном латинском мире, и в восточном - греческом и славянском. Латинская и славянская версии "Повести" становятся широко известны по крайней мере с XII века. В эпоху книгопечатания на Западе "Повесть" часто издавали уже в XV - XVI веках, что пробудило первоначальный интерес к ее изучению и проблеме авторства. Именно тогда закрепилась долго державшаяся версия об авторстве преп. Иоанна Дамаскина, который на самом деле цитируется в греческой редакции "Повести".

Варлаам наставляет Иоасафа. Миниатюра из "Жития св. Евстафия и других святых". Париж, 1300-1325 гг. Британская библиотека, Egerton 745 f. 131.

 Вопрос о месте и времени происхождения истории о Варлааме и его ученике царевиче Иоасафе породил множество гипотез и не имеет однозначного решения. В самих греческих рукописях "Повести" в заглавии сказано, что это "душеполезное повествование, принесенное из внутренней Эфиопской страны, называемой Индия". Действительно, ряд исследователей разрабатывали версии эфиопского или нубийского происхождения "Повести". Однако, почти не вызывает сомнений наличие в сюжете собственно индийской составляющей. В первую очередь это касается начала рассказа, которое, как известно, совпадает с началом жизнеописания Будды. И Сиддхартха Гаутама, и главный герой "Провести" Иоасаф первоначально живут в закрытом от мира дворце, где юного принца оберегает собственный отец, не желающий, чтобы наследник знал о страданиях мира. Однако далее сюжеты обеих историй развиваются совершенно по-разному. Повесть о Иоасафе оказывается христианским рассказом о том, как принц узнает христианское учение от монаха Варлаама и сам становится монахом-подвижником. В конце концов обращается и его отец царь Авенир. Все трое со временем стали почитаться святыми как на Западе, так и на Востоке. 
 Индийское происхождение истории о Варлааме и Иоасафе подтверждается и предложенной Д. Жимаре этимологией имен главных героев, прошедших через арабский и грузинский переводы. Так, например, имя Иоасаф восходит ко всем нам известному слову "бодхисаттва".
(Подробнее из статьи в Православной энциклопедии: инд. Bodhisattva через араб. Budhasf (Budisatif) и груз. Yudasif (Yiwasif) из-за смешения араб. b/y [/] и d/w [/] дало греч. и слав. Иоасаф. Араб. Bilawhar (Билавхар) через груз. Balahvar (Балавар) дало впосл. греч. Βαρλαάμ (Варлаам). Имя царя Авенира (греч. ᾿Αβεννήρ; груз. Абенес/Абенесер) восходит, видимо, к араб. Джунайсар.) Также существует версия о распространении текста не только через арабский перевод, но и через персидский (пехлевийский) язык.

 Каким же образом объяснить совпадение начала "Повести" с историей Будды? Прямым заимствованием? Интересно, что некогда в 1612 году Диегу ду Куту было высказано противоположное соображение о заимствовании буддистами христианского сюжета. На самом же деле совпадение касается лишь зачина "Повести". В остальном она остается совершенно христианским произведением. К. С. Кекелидзе и У. Мазингом высказывались версии, что ее первоначальный текст был написан христианами в Индии на сирийском языке. Напротив, востоковед-тибетолог Б. И. Кузнецов полагал, что в основе и истории Будды, и царевича Иоасафа лежит один общий сюжет - популярные на Востоке рассказы о царе и его праведном сыне. Местом происхождения "Повести" он считал не саму Индию, а Среднюю Азию или северо-восточный Иран.
(Подробнее историографию исследований "Повести" можно прочесть в Православной энциклопедии: http://www.pravenc.ru/text/154239.html, и в книге: Повесть о Варлааме и Иоасафе: памятник древнерусской переводной литературы XI - XII вв. Библиотека Академии наук СССР; авт. исслед. и коммент. И. Н. Лебедева; отв. ред. О. В. Творогов. Л., "Наука", 1985.)

Притча о сладости мира (Allegory of the man in the tree). Миниатюра "Зерцала исторического" (Speculum historiale) Винсента из Бове. 1463 год. Национальная библиотека Франции, Ms. fr. 51, fol. 175.

 Отношение к содержанию "Повести" в разные века было разным. Преподобные Варлаам, Иоасаф и Авенир почитались как святые и в западном, и в восточном христианстве. Недавно - 2 декабря по новому стилю - был день их памяти в Православной Церкви. Причем, в XVI веке в Венеции были известны мощи этих святых, подаренные затем португальскому королю Себастиану. У средневековых западных авторов были даже попытки максимально конкретизировать время и место действия "Повести". Например, автор XIII века Иаков Ворагинский в своей знаменитой "Золотой легенде" датировал смерть царевича Иоасафа 380 годом н. э. В издании начала XVII века, сделанном бельгийцем Росвейде, содержится комментарий, сообщающий, что одна из старинных рукописей датирует смерть Иоасафа 27 декабря 383 года. Все это не исключало восприятия "Повести" и как назидательного литературного сочинения, фактически притчи. На вымышленном характере ее сюжета настаивали сторонники Реформации.

 В западном искусстве мне, к сожалению, пока не известны моленные образы святых Варлаама и Иоасафа. В православной же традиции немало их примеров есть в сербском и древнерусском искусстве. Интересно, что до начала XIV века имен Варлаама и Иоасафа не было в византийских святцах. Зато уже с XI века они почитались в Грузии, где были составлены гимны в их честь. Наиболее ранние образы святых Варлаама и Иоасафа (не считая книжных миниатюр, иллюстрировавших "Повесть") сохранились в Студенице во фресках 1208-1209 годов. Они помещены на почетном месте рядом с образом Богоматери Студеницкой на пилоне в западной части храма. На четвертой грани того же пилона располагается образ преподобного Саввы Освященного.

Фрески монастыря Студеница (Сербия).

 Пожалуй, это самые необычные, индивидуализированные образы этих святых в византийском искусстве. Нигде не повторяется и такая деталь, как венец в форме обруча, замененный в других памятниках высокой короной.

 Образы этих святых в других сербских памятниках XIV века выглядят стереотипнее, однако все равно они непривычны для русского искусства и кажутся более реалистичными: царевич изображается молодым человеком с небольшой бородкой и усами, на нем монашеские одежды и корона в форме митры. В русской иконописи его будут писать идеальным безбородым юношей. Юный, ангельский лик будет контрастировать с монашескими одеждами, а они в свою очередь с острыми зубцами короны, напоминающей венцы на головах эллинских мудрецов и сивилл, изображавшихся в древнерусском искусстве XVI - XVII веков. Это придаст облику Иоасафа некоторый оттенок фольклорности. На фоне русских икон сербские фрески выглядят как достоверные портреты некогда живших людей.
 В Печской патриархии в западном рукаве центрального храма Апостолов образы преподобных Варлаама и Иоасафа написаны на арке в медальонах (фрески около 1300 года). Они помещены в ряду других образов преподобных отцов, но выделены тем, что смотрят друг на друга.

 Там же в Пече их образы есть и на фресках притвора вместе со святым Венедиктом Нурсийским. Варлаам и Иоасаф вновь беседуют, причем у обоих в руках есть свитки с текстами. В Студенице и здесь тексты разные - очевидно, художники или заказчики цитировали различные отрывки из "Повести".

 В Грачанице во фресках 1320-1321 годов преподобный Иоасаф, внимающий своему учителю, представлен в числе многих других святых в главном нефе храма. Повторно они изображены в рост на южной стене открытого нартекса.

 В древнерусском искусстве изображения беседы преподобных Варлаама и Иоасафа известны с рубежа XIV - XV веков. Есть также упоминание о том, что их образы были в церкви Успения на Волотовом поле во фресках 1363 года. Об этом пишет М. В. Алпатов, но к сожалению не уточняет, где именно их изображения располагались (где-то в нижней западной зоне храма, где, как известно, были написаны образы монахов и монашеские сюжеты "Причащение Марии Египетской", "Слова о некоем игумене, его же искуси Христос в образе нищего"). Отдельно следует рассматривать изображения входящих в "Повесть" притч, так как "Притча о сладости мира" известна уже по русским памятникам раннего XIV века: миниатюре Лавришевского Евангелия, написанного в Лавришевском монастыре под Новогрудком в начале XIV века (Краков, Библиотека им. Черторыйских. № 2097 IV, л. 38 об.), клейму новгородских Васильевских врат 1336 года (первоначально в Софийском соборе Великого Новгорода, с 1570 года в Александровской слободе).
 "Повесть о Варлааме и Иоасафе" была самым популярным литературным произведением в Древней Руси. Известно огромное количество ее сохранившихся списков (учитывая выдержки и фрагменты, их более тысячи). Самые ранние полные списки дошли до нас от XIV века. От этого времени сохранилось пять списков "Повести", в том числе рукопись из Новгородской Софийской библиотеки (РНБ. Соф. 1365). Однако отдельные заимствования из нее имеются и в более ранних источниках, в том числе в составе "Пролога", куда как раз включались притчи, посредством которых преподобный Варлаам учил царевича истинам христианской веры. Описи последующего времени свидетельствуют, что списки "Повести" были в библиотеках всех крупных русских монастырей, а также в домашних библиотеках частных лиц. В XVII веке неоднократно делались печатные издания "Повести". Учитывая распространенность "Повести" и выдержек из нее в древнерусской литературе по крайней мере с XII века, можно предполагать, что изображения святых Варлаама и Иоасафа были в древнерусских храмах и раньше, и во всем виновата лишь фрагментарная сохранность памятников. Это предположение имеет пока гипотетический характер.
 Как бы там ни было, в русских памятниках XV века наблюдается новая, вполне определенная традиция изображения беседы святых Варлаама и Иоасафа, не известная в византийском искусстве. В целом для древнерусского искусства начиная с домонгольского периода было характерно пристальное внимание к монашеской тематике. Образы преподобных отцов нередко изображались в восточной алтарной или предалтарной зоне храма. Например, многочисленные фигуры преподобных были изображены на арках алтарных апсид собора Антониева монастыря в Новгороде во фресках 1125 года (к сожалению, сохранились лишь фрагменты фигур, большинство ликов утрачены, поэтому мы не можем узнать имена всех, кто был там изображен). Напротив, в византийских памятниках даже в монастырских соборах образам монахов, как правило, отводилась западная часть храма (кафоликон монастыря Осиос Лукас в Фокиде, XI век).
 Обычай, помещать в восточной части храма монашеские изображения сохранился, если даже не усилился, в русском искусстве XV - XVI веков. В Успенском соборе на Городке в Звенигороде на обращенных к молящимся гранях восточных столбов храма сохранились знаменитые фрески, созданные около 1400 года артелью, в которую, по всей видимости, входил молодой Андрей Рублев. В нижнем ярусе на уровне местного ряда иконостаса здесь представлены две композиции сугубо монашеской тематики: "Архангел Михаил вручает монашеский устав преподобному Пахомию" и "Беседа преподобных Варлаама и Иоасафа". Удивительно то, что здесь данные сюжеты помещены на самом видном месте в придворном княжеском храме. С другой стороны, что тут удивительного, если наставником князя Юрия Звенигородского был преподобный Савва Сторожевский?

Современный вид юго-восточного столба в интерьере Успенского собора на Городке в Звенигороде.

Беседа преподобных Варлаама и Иоасафа. Фреска около 1400 года. Успенский собор на Городке, Звенигород.

 К звенигородской фреске очень близка известная новгородская икона-таблетка, входящая в комплект икон-святцев Софийского собора, написанных в конце XV - начале XVI века (НГОМЗ). Здесь святые изображены вместе с преподобным Афанасием Афонским (по трое, как и на других иконах этой серии).

 Традицию помещать образы преподобных монахов, аскетов, пустынников в предалтарном пространстве храма продолжают фрески Успенского собора Московского Кремля, выполненные вскоре после завершения строительства храма в 1479 году. Здесь они помещены на невысокой каменной алтарной преграде, позже заслоненной местным рядом иконостаса. В настоящее время не все из этих фресок открыты для осмотра. Ниже приведена схема росписи преграды и имеющиеся фотографии образов Варлаама и Иоасафа.

 Менее заметны образы святых Варлаама и Иоасафа во фресках собора Ферапонтова монастыря 1502 года. Дионисий поместил их в числе многочисленных образов святых на подпружных арках храма.

 От следующего XVI века до нас также дошли некоторые иконы (таблетки из Владимиро-Суздальского музея-заповедника) и книжные миниатюры с изображением беседы Варлаама и Иоасафа. Широкое почитание этих святых сохраняется и в XVII веке, когда выходят русские печатные издания "Повести".

Беседа Варлаама с царевичем Иоасафом. Иллюстрация к книге «История о Варлааме и Иоасафе» Симеона Полоцкого. Гравюра на меди Афанасия Трухменского по рисунку Симона Ушакова. Москва, Верхняя типография, 1680 год.

 В XVII веке двое из московских патриархов носили имя Иоасафа. В честь индийского святого освящались храмы, самым известным из которых была дворцовая церковь в подмосковной царской усадьбе Измайлово. Храм был заложен в 1678 году и представлял собой двухэтажное сооружение. Будучи перестроен в конце столетия при царевне Софье, он приобрел черты сразу двух архитектурных стилей XVII века: нижний ярус и колокольня - предшествующий стиль узорочье, а верхний храм - новый нарышкинский стиль (в старой литературе - нарышкинское или московское барокко). Церковь была разрушена в 1936 или 1937 году. На ее месте сейчас зеленый газон с памятной табличкой.

 В этом храме в 1680 году в присутствии членов царской семьи Симеон Полоцкий читал свои стихи, написанные на сюжет повести о Варлааме и Иоасафе. Самое ранее изображение утраченного храма есть на известной гравюре Ивана Зубова, где на заднем плане представлена панорама усадьбы Измайлово. Слева за мостом виден деревянный дворец и стоящий рядом с ним храм царевича Иоасафа.

Гравюра И. Ф. Зубова «Измайлово. Отъезд императора Петра II на соколиную охоту». 1727—1730 годы.

 Другой малоизвестный храм в честь преподобного Иоасафа был освящен на втором ярусе колокольни в Новодевичьем монастыре Москвы, ансамбль которого также, как известно, создавался по высочайшему заказу в правление царевны Софьи. 

Новодевичий монастырь. Колокольня с церквями апостола Иоанна Богослова и преподобных Варлаама и Иоасафа. 1689-1690 годы.

Икона преподобного Иоасафа из иконостаса церкви в колокольне Новодевичьего монастыря. Карп Золотарев. 1690-е годы.

 Таким образом с XV по XVII века "Повесть о Варлааме и Иоасафе" находилась в фокусе внимания не только монашествующих, но и князей, и московского царского двора. На этом я прерву свой рассказ, вторая часть которого будет специально посвящена "Притче о сладости мира сего".

 Поскольку некоторые высказанные здесь мысли в дальнейшем будут использованы в научных публикациях, ставлю копирайт на свой текст.
© Алексей Гульманов.